В отличие от подавляющего большинства моих знакомых, я не являюсь большой поклонницей творчества Стругацких. Что-то я читала, конечно, но все как-то случайно и без особого энтузиазма. А тут я начала ходить с работы по вечерам пешком и под это дело решила слушать аудиокнижки. Одной из первых мне попался "Обитаемый остров". Я его не читала, хотя откуда-то из ноосферы знала и фабулу романа, и про башни, и про Странника. И даже неоднократно размышляла над ответом на классический вопрос: кто правее – Максим или Странник? Так вот. Вчера я роман дослушала и поняла, что пожалуй всё-таки Странник. Печаль тут в том, что по образу действия мне, конечно, в тысячу раз ближе Максим и очень за него обидно. Но я боюсь, что такой образ действия сам по себе неуместен при решении по-настоящему сложных, комплексных проблем. :(
И вот еще вопрос. Я тут прочитала в википедии, что Максим когда-то потом организовал проникновение в Островную империю. Я правильно понимаю, что это только часть его биографии, упомянутой в других книжках, а прям про это книжку не написали? Жаль, если так, я бы почитала!
И вот еще вопрос. Я тут прочитала в википедии, что Максим когда-то потом организовал проникновение в Островную империю. Я правильно понимаю, что это только часть его биографии, упомянутой в других книжках, а прям про это книжку не написали? Жаль, если так, я бы почитала!
Comments
Борис Стругацкий:
"В последнем романе братьев Стругацких, в значительной степени придуманном, но ни в какой степени не написанном; в романе, который даже имени-то собственного, по сути, лишен (даже того, о чем в заявках раньше писали "название условное"); в романе, который никогда теперь не будет написан, потому что братьев Стругацких больше нет, а С.Витицкому в одиночку писать его не хочется, - так вот в этом романе авторов соблазняли главным образом две свои выдумки.
Во-первых, им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло. В три круга, грубо говоря, укладывался этот мир.
Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира - все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды - гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары.
Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, такими же как мы с вами - чуть похуже, чуть получше, еще далеко не ангелами, но уже и не бесами.
А в центре царил Мир Справедливости. "Полдень, XXII век". Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности.
Каждый рожденный в Империи неизбежно оказывался в "своем" круге, общество деликатно (а если надо - и грубо) вытесняло его туда, где ему было место - в соответствии с талантами его, темпераментом и нравственной потенцией. Это вытеснение происходило и автоматически, и с помощью соответствующего социального механизма (чего-то вроде полиции нравов). Это был мир, где торжествовал принцип "каждому - свое" в самом широком его толковании. Ад, Чистилище и Рай. Классика.
А во-вторых, авторам нравилась придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра, ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, осмыслить неосмысливаемое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: "А что, у вас разве мир устроен иначе?" И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой... Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь: "Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике". И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать.
- Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, - говорит абориген. - Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал - до вас и без вас, - а вы не догадываетесь об этом...
По замыслу авторов эта фраза должна была поставить последнюю точку в жизнеописании Максима Каммерера. Она должна была заключить весь цикл о Мире Полудня. Некий итог целого мировоззрения. Эпитафия ему. Или - приговор?.."
В целом, это - развернутый вариант синопсиса выше. С душераздирающим откровением, что Земля живет в таком парадизе благодаря излучателям на орбите, которые поставили то ли Странники то ли еще кто.
И уныло, я бы добавил.
Эта та самая подлая буржуазная мораль, которая "для решения сложных комплексных проблем" не может просто накормить голодных и спасти от расстрела безоружных.
Нет, надо засылать гуманитарные миссии, которые годами будут "просвещать" с нулевыми результатом, или даже гуманитарно бомбить.
А когда озверевшие от такой гуманитарной работы толпы беженцев начинают ломиться в Евро.. то есть на Землю -- топить их звездолёты лазерными пушками.
Неудивительно, что Стругацких подняли на щит антисоветчики.
СССР "миссий" тайных не засылал: мы явно и открыто строили больницы, фабрики и школы.
О, как же орали поклонники Стругацких в восьмидесятые, что "кормим эту Африку, а сами дублёнок не имеем".
Коммунистическое будущее виделось счастливым колониальным бытом на поверку.
Edited at 2015-09-04 10:52 pm (UTC)